Польские регионы (воеводские самоуправления) были столпами экономического развития страны с самого начала ее присутствия в Евросоюзе. Они несут ответственность за большую часть инвестиций последних десятилетий! Конечно, это самый большой результат доверения им реализации львиной части европейской политики сплочения. Однако следует справедливо отметить, что регионы четко отличили нас в Евросоюзе и это произошло не в одиночку, в результате напряженной работы и огромного качественного скачка в администрировании этого уровня.
Меры политики сплочения призваны стать ключевым механизмом противодействия центробежным силам фрагментации ЕС после крупного этапа интеграции. В 2004 году ЕС расширился на 10 стран, что является (и останется) самым большим увеличением его потенциала как с точки зрения количества стран, так и населения. Сохранение единства ЕС стало фундаментальной проблемой. Существенные различия в экономическом уровне западных и восточных государств-членов могут серьезно поставить под угрозу будущее хрупкого организма нового расширенного сообщества. Отсюда важность этой политики – предоставление ощутимых материальных выгод странам, только что вступившим в Союз, в виде обширных грантов на развитие (особенно инфраструктуры) и открытие новых рынков одновременно для реализации контрактов, столь необходимых для "старых" компаний ЕС. Упор на региональные компетенции не был случайным. Было признано, что укрепление их роли углубит проевропейские настроения и отношения, делая местные общины более надежными в экономических интересах для дальнейшей европейской интеграции. Кроме того, этот подход несколько «встряхнул» тенденцию национальных государств «играть на своих собственных обособлениях» и их воспринимаемое нежелание передавать компетенции на уровень ЕС.
Упор на региональные компетенции в политике сплочения не был случайным. Было признано, что усиление их роли углубит проевропейские настроения и отношения, а также смягчит тенденцию национальных государств «играть по-своему» и их воспринимаемое нежелание передавать компетенции на уровень ЕС.
Однако сегодня мы находимся в совершенно иной ситуации. Со временем «новые» члены ЕС догнали многие различия в развитии (диспропорция между «Востоком» и «Западом», конечно, все еще существует, но не в таком масштабе). Сам риск распада из-за экономического неравенства между «старым» и «новым» ЕС значительно ослаб (он гораздо больше переместился на пространство внутри отдельных стран, что является прежде всего компетенцией их правительств). Кроме того, появились два новых фактора, которые сильно мотивируют к более тесным отношениям – глобальная конкуренция в Европе (и связанный с ней поиск основы для новой конкурентоспособности) и нестабильная безопасность континента – которая сейчас происходит на переднем плане.
Нападение России на Украину, реальная угроза на границах Евросоюза и изоляционистский подход США решительно объединили отдельные национальные сообщества ЕС в страхе за собственное выживание. Это, однако, сфера ответственности государств-членов, а не европейских регионов (хотя они могут выполнять гораздо больше задач, чем раньше, особенно в области гражданской защиты). Поэтому ожидается, что приоритеты интеграции ЕС (включая политические цели и значительные финансовые ресурсы) будут перенаправлены от сплоченности к обороне (или двойному использованию) и что бенефициаром этого движения будет в основном национальный уровень.
Так какова судьба регионов и как их роль может измениться в ближайшее время? Будут ли они оставаться важным звеном в процессе поддержания европейской сплоченности? Или их обязанности претерпят серьезную трансформацию и им придется переопределить свое положение в многоуровневой системе государственного управления? Это, несомненно, новый период программирования для ЕС, который начнется после 2027 года. Как она будет определена, определит расположение регионов по отношению как к европейскому, так и к национальному уровням в ближайшее десятилетие. Учитывая возрастающую важность укрепления устойчивости и безопасности, должны ли они создавать новые компетенции и в этих сферах? Наконец, скандинавские модели считаются здесь образцовыми, где устойчивость — это сумма усилий всего общества, происходящих на всех уровнях и во всех пространствах его функционирования. Или регионы должны играть более заметную роль в политике развития государства, позволяя правительственной администрации сосредоточиться на вопросе игры за глобальную конкурентоспособность и экзистенциальную защиту существования и функционирования страны? Безусловно, институциональный потенциал, созданный воеводством самоуправления, мог бы предопределить им выполнение такой функции. Однако задача будет заключаться в том, чтобы доказать свою эффективность в реальных действиях, а не на центральном уровне.
Какова судьба регионов и как их роль может измениться в ближайшее время? Будут ли они оставаться важным звеном в процессе поддержания европейской сплоченности? Или их обязанности претерпят серьезную трансформацию и им придется переопределить свое положение в многоуровневой системе государственного управления?
Роль регионов также будет определять характер стоящих перед нами задач, требующих консолидации (вертикально и горизонтально) и синергии деятельности публичной сферы в целом. Более того, эффективное сотрудничество также с бизнесом и гражданским обществом. Нет никаких признаков того, что Европейский союз должен отказаться от своего стремления к зеленому переходу (хотя его характер и темпы, безусловно, будут исправлены). Таким образом, изменение климата и окружающей среды является первой из таких горизонтальных проблем, которые требуют участия общественности, бизнеса и социальных субъектов.
Другая сфера – экономическая конкурентоспособность и независимость Европы. Новая волна протекционистских правил (хотя и со стороны США), но и необходимость эффективного размещения плотины растущей конкуренции за азиатские державы (Китай, Индия) также должны взаимодействовать и выравнивать направление на разных уровнях. Но сможем ли мы примирить наши национальные и региональные интересы с внешними угрозами? Можно ли построить чемпионов Европы без углубления интеграции (общего рынка товаров и услуг)? Европейский опыт пока не оптимистичен, но, возможно, растущее осознание внешних угроз будет способствовать этому беспрецедентным образом.
Последней, но, вероятно, наиболее ощутимой областью многоуровневой игры является упомянутый уровень безопасности. Если масштабная программа оборонных мероприятий, к которой готовится Европа, направлена не только на повышение нашей устойчивости к военным и гибридным конфликтам, но и на то, чтобы придать (так необходимый) импульс развитию, то максимальный объем расходов должен нести принцип Двойное использование (двойное использование). Если мы хотим не просто потратить эти деньги, а сделать это с главой, то региональные и местные власти должны быть естественным партнером для европейских и национальных администраций. Давайте учиться у скандинавских стран, где инфраструктура (например, приюты) играет роль подземных автостоянок или мест для культурных и спортивных мероприятий в мирное время, а обучение гражданской защите также является возможностью интегрировать местные сообщества и реагировать на другие диагностированные социальные проблемы. Готовы ли мы к такой децентрализации расходования этих огромных ресурсов?
Роль регионов будет определять характер вызовов, с которыми мы сталкиваемся и которые требуют консолидации (как в вертикальном, так и в горизонтальном плане) и синергии между деятельностью общественности, бизнеса и социальной сферы в целом. Это вызовы в области зеленого перехода, конкурентоспособности и экономической и оборонной независимости Европы.
Безусловно, польские регионы после четверти века с момента своего создания создали прочную критическую массу - они укрепились институционально и построили широкие возможности для работы в различных сферах социально-экономической жизни. Стоит подумать, как выгодно упорядочить этот потенциал, чтобы перед лицом грядущих перемен не только он не был потрачен впустую, но даже стал нашей движущей силой и позволил еще раз поразить Европу, насколько эффективной может быть Польша в трансформации.